Ларва, как любой, кому было что тратить, любил торговые ряды. Рынки Волариона же были совершенно особенным удовольствием. Пересечение всех известных миров, торговый и туристический центр, все причуды и диковины стекались именно сюда, порождая какофонию великолепия. Солнечный рынок никогда не спал, даже глубокой ночью он светился заревом издалека, стремясь продемонстрировать все свои цвета, завлечь криками зазывал, оглушить и обдурить разнообразием. Большинство торговцев в лавках работали посменно, внося свой вклад в это вечное лето.
   Джинн любил здесь бывать, просто гулять или целенаправленно ходить по рядам в поисках новой детали для очередного зала. После каждой такой прогулки он еще неделю передвигался с особой стремительностью, цеплялся к каждой мелочи с особым вдохновением, а пирушки закатывал с особым масштабом. Порой, из таких прогулок он притаскивал в Падающую Звезду очередного уличного художника, поэта или музыканта. Бурлящее великолепие его вдохновляло и помогало забыться.
Нет, после пропажи Крылатого мир для Ларвы не стал серым - жизнь продолжалась, его дело процветало и приносило радость. Пусть в первые месяцы он думал, что сойдет с ума от ужаса. Да, страх был самым сильным чувством в это время. Он боялся, что с ангелом что-то случилось, боялся и ждал, что вот-вот получит письмо о требованиях за его жизнь с горстью белых ангельских перышек. Но время шло, известий не было, попытки что-то выяснить тоже не дали результата, потому что… Тогда он понял, насколько мало знает о своем ангеле. Множество о душе, но ничего конкретного. По дружбе ему доставили километры списков покинувших город ангелов, среди них было пятеро подходящих под описание, но потом след терялся.
   А потом, в одно утро жизнь просто пошла дальше, закружила и утянула в водоворот забот – в заведении предполагалось очередное расширение. Сам же он уснул, как дерево в зиму, ему не было нужды в свете других светил. Поток дней вертел его, словно океаническую гальку, в суете сталкивая с такими же камнями, живущими своими делами. Девочки, конечно, заметили, что хозяин почти перестал покидать в ночи особняк, не летал, а большинство времени проводил с гостями. О, его гости стали настоящей отдушиной. Разговоры спасали, спасал флирт и наблюдение за чужими утехами. А еще исполнение желаний. Не проходило дня, чтобы Ларва не продал минимум двух желаний… Куда чаще он стал проводить время в подвальных помещениях, порой попросту засыпая в одном из свободных номеров. Разумеется, никто не решался заговорить о подобных переменах, а тот, кто мог бы решиться, попросту их не заметил.
   Единственное от чего джинн не мог избавится никаким образом, это память. Вот и сегодня, при прогулке по шумному рынку, она то и дело услужливо подсказывала – «Это его любимый цвет. С таким узором он хотел себе шейный платок, а вот этот он счел бы вульгарным. Эту книгу он читал, говорил, что ничего особенного, а вот эта ему бы понравилась. От этого зверька он не отошел бы полчаса. Мимо этой лавки он бы не прошел без покупки – божественные запахи.»  Привычные мысли привычно бередили душу, пока он уворачивался от встречных, умудрялся щупать ткани, приглядываться к гобеленам и выслушивать бойких торгашей. Решение для гулких лестничных пролетов пока так и не было выбрано.
   Невольно улыбнувшись светлым, хоть и с налетом грусти, воспоминаниям Ларва потянул носом свежий ветерок, поднимая взгляд к небу, виднеющимся в прорехи между множества разноцветных навесов. Небо манило чистотой, но он не мог себе позволить полетов. Слишком оглушительным оказывалось разочарование, когда полеты неизменно заканчивались бесплодными поисками по местам их встреч. Порой, видя в небе крылатый силуэт, он срывался, бросая любые дела. И неизменно это оказывалось незнакомое существо или вовсе разыгравшаяся фантазия. Но каждый раз он не мог не лететь, столь сильным был ужас – вдруг это в правду он? Вдруг Ларва его упустит? Это походило на помешательство.
   На Солнечном рынке не было видно звезд, чрезмерное освещение превращало небо в колодезную черноту. В попытке разглядеть там блики воды, джинн прищурился, не обращая внимание на недовольство прохожих таким «столбом» на их дороге. А чернота оставалась безответной, ему уже начало казаться, что с большим результатом можно вглядываться в чернильницу, как в вышине мелькнуло что-то светлое. Слишком быстрое и неуловимое, больше походящее на подлинный обман зрения. Только сердце неумолимо сжало в тиски. В то же мгновение Ларва обернулся – прыжком выбросил себя вверх, на ходу превращаясь в поток живого воздуха.

Отредактировано Вентис Ларва (2018-04-05 11:45:33)

Только избавившись от тела, понимаешь какая это условность. По крайней мере для Ларвы все действительно обстояло так. Может быть поэтому, он был столь спокоен все те годы общения с Каелом, пока была такая возможность, ведь до особого телесного контакта они так и не дошли. Вопреки своей натуре, джинн влюбился не в тело, а в сознание ангела, в его неуемную натуру. Потому что Ветер не испытывал сексуального желания.
Прихоть была главной заповедью и единственной причиной существования. Скользя и смешиваясь с воздушными потоками,, джинн стремился достигнуть цели, пусть абсурдной, глупой и мимолетной, какой угодно цели, ведь спокойствие было столь опасно. Неподвижный Ветер растворяется в атмосфере, приобретая по ощущениям невероятные размеры, чувствуя и осознавая столько, что паника накатывала сама, вытряхивая Ларву из единства с миром, словно падение из безмятежного сна. А казалось он мог бы стать всей этой вселенной, стать жизнью для ее обитателей и зеркалом для ее созвездий. Пары таких трипов когда-то ему хватило для осознания того, что однажды он может не вернуться. Попросту не вспомнит свою личность.
Сейчас же спокойствие ему не грозило - всем существом он стремился ввысь за удаляющейся целью, словно таран пробивая и разрывая вставшие на пути воздушные течения. Его стремление было столь сильным, что, настигнув наконец ангела, он чудом успел увернуться, пролетая по инерции ещё выше. Там, незримо сопровождая крылатого он не отвлекаясь наблюдал за знакомым силуэтом под собой. В ярком свете луны сомнений быть не могло - Каел почти не изменился за эти годы. Можно сделать вид, что и не было ничего, разве что сон привиделся глупый... Только сколько раз неурочно Ларва представлял подобную встречу, примеряя реакции по настроению, можно было бы давно все выбрать и отрепетировать. Но нет. Сейчас он не знал, что ему делать. Джинна переполняли противоречивые эмоции, и он не знал какой в нем больше – ликования, страха или злости.
Словно что-то почувствовав Каел стал замедляться, а потом и вовсе замер в воздухе, лишь изредка взмахивая сильными крылами. Его, словно бумажного змея, держало одно из воздушных течений. Ветер мог по достоинству насладиться чужим мастерством, что он и делал, облетая вокруг ангела следом за его взглядом. Глупый мальчишка, что он пытался увидеть? Ветер? О, он мог бы стать личным призраком Крылатого, на месяцы переложить дела на чужие плечи и изводить свою любовь пристальным вниманием... Ларва бы сейчас улыбался, если бы ему было чем.
Безмолвно он слился с поддерживающим ангела ветром, коснулся его лица, волос и крыльев, ласково и невесомо оглаживая их упругую мягкость. Прикосновения Ветра были не столько продиктованы желанием приласкать Крылатого, сколько потребностью его почувствовать. Словно соскучившееся животное от скользил по чужому телу, впитывая родной запах, проникал под тонкую одежду прохладой, согреваясь о его кожу, и вновь отстранялся. Ветер умел получить желанное так себя и не обнаружив.

Ощущение было не из приятных. Резкий удар крыльев сбил в сторону и перемешал, дезориентировав на мгновение. Более чем неприятное продолжение ласковой встречи с любимым – запутаться в самом себе и рассеяться на ошметки. Разозленный Ветер мигом перехватил весь воздух межу своими кусочками и рванулся на опережение ангелу лишь увеличившись в размере.
Порожденный им встречный поток воздуха оказался такой силы, что не только остановил Каела, но и стал сносить назад, жаля холодом высоты, словно ворохом еловых игл. Это напоминало игру в кота с мышью, пока та сидит спокойно, ловить ее нет нужды и касания когтистой лапы очень осторожны. Вот и джинн успокаивается, как только сопротивление оказывается сломлено. И он почти чувствует свою вину, за такую несдержанность. Ведь это же его маленький ангел, тёплый и трепетный, словно птенчик. Все его капризы не со зла. В новом порыве чувств Ветер окутывает Каела теплом летнего воздуха, ласково вьется вокруг, успокаивая его и себя. Теперь ему нет смысла скрываться, все равно раскрылся в порыве праведного гнева.

Ветер теплеет на какую-то долю градуса, стоит ему услышать свое имя из уст ангела. Он узнал, он помнит… От ожесточенности не остается и следа. Прежний настрой кажется ему кощунственным, хотя мгновением раньше ему на полном серьезе было бы интересно узнать, что бы делал мальчишка компании безмолвного призрака, что изводил бы его своим вниманием, заботой наравне с издевкой. Бежал бы? Молил или проклинал? Быть может Каел вновь сбежал бы от него через зеркала, но и там бы не нашел покоя. Ларва последовал бы за ним до края вселенной, влекомый любовью, словно одержимостью, и жаждой отмщения. О, какие образы приходили к нему в подвалах особняка. Одновременно он был для своего ангела лекарем и палачом. Вентис сам истязал в своем воображении призрачный и недостижимый образ, сам же и обрабатывал чужие раны, сам зашивал, не пользуясь исцелением. Он желал оставлять следы.
И вот теперь он срывал с щек своего ангела обильные слезы, словно мог утереть их пальцами и как-то облегчить душевную боль. Только в такие, редкие мгновения Ветер жалел об отсутствии у себя более подходящего тела. Пора было возвращаться.
- Летим… - В этом тихом шепоте на ухо слилось все. И прощение, и волнение, и нерастраченное душевное тепло. Ветер увлекает мальчишку за собой, тому достаточно следовать воздушному потоку, что вел его туда, где они обычно устраивали свои пикники. Среди леса остроконечных крыш, в тумане труб, таящем в себе не только ароматы поздних ужинов, но и запахи трав, зелий, там было только их место, где уединение могли нарушить разве что кошки. На коньке одной из крыш он оставил крылья Каела, чтобы в свете луны соткать из воздуха свое тело, его одежды и украшения из шелеста листьев и звона металла.
- С возвращением, ангел мой… - По лицу джинна невозможно понять, каких усилий ему стоит этот спокойный ласковый тон. Волнение, казалось, сводило с ума.

Отредактировано Вентис Ларва (2018-05-01 23:59:51)

Вентис не ожидал такой реакции. А может наоборот подспудно надеялся на подобный выход - сам он не решился бы приуоснуться первым. Все же прикосновение ветра и чужого тела совершенно разные по ощущениям и восприятию. Джинн не хотел бы, чтобы его ангел боялся или опасался домогательств. Поэтому обнимает с задержкой, когда удостоверивается, что тот не собирается отстраняться и можно с чистой совестью прижать к себе хрупкое тельце, почти отрывая его от ненадежной площадки крыши. Вентис его удержит надежнее, чем собственные ноги. Он никогда не позволит своему малышу оступиться.
- Маленький чертенок... Все хорошо. - В ответ на чужие слова губы джинна дрогнули в болезненной усмешке, горло нещадно сдавило от переполняющих эмоций. Что можно было ответить на такое? Что да, эта выходка причинила ему много боли? Вывалить все то, что на душе забродило? Нет, его ангел никак не заслуживал подобного, да и невозможно это уже было. Он не нашел бы слов, не вспомнил бы мыслей, все было надежно скрыто и затерто невнятными словами, словно скобами запечатано тонкими пальцами Крылатого.
- Я так рад, что ты вернулся.
Не желая отпускать парнишку из своих рук, Вентрис опустил голову, зарылся носом в мягкие пряди его волос, вдохнул знакомый аромат. Ветер сполна украл этого запаха и других, всех тех из которых состоит Каел, и сам джинн теперь пах им, словно они несколько суток провели в одной постели. Пожалуй, разница была лишь в отсутствии похоти в этих запахах. Хотя сейчас, он уже допускал фантазии о том, ка опускает своего ангелочка на все еще теплую крышу, покрывает поцелуями его лицо, шею и плечи, постепенно избавляя от одежды. По спине джинна пробежала еле ощутимая дрожь. Как же давно он мечтал об этом моменте.
- Расскажешь мне, где пропадал и чем занимался?
Вопрос, как и все остальные слова, получились шепотом. Вентису и в правду было интересно узнать все о прошедших в разлуке с ангелом годах, но куда больше он хотел успокоится и удержаться на грани невинности.

Вентис внимательно слушал тихие пояснения своего ангела и улыбался уголком губ. Он не спешил размыкать объятья, казалось так можно было бы простоять вечно, наслаждаясь теплом чужого тела, ловя сердцебиение и движение ребер при дыхании. Каел такой тоненький, по-настоящему, как птичка, даже косточки у него должно-быть полые, хрупкие. Чуть подрагивающей рукой джинн коснулся кончиков маховых перьев и тут же убрал руку, стоило упругим стержням чуть заметно согнуться под этим нажатием. Всей ладонью он провел по нежной чешуе покровных перьев, рисующих изгиб его крыла. Вот он, его Каел. Не сбежал с концами, ни к кому не ушел, бросив поглупевшего от любви джинна, а всего лишь уехал на учебу, чтобы вернуться юным воином. Словно впервые в полной мере осознав происходящее Вентис немного расслабился.
- Грозный какой ангел... Потом покажешь мне на что способен? - Ларва щурится лукаво, любуясь лицом своего любимого, и чувствует, что все в его теле взбудоражено сжимается и вновь успокаивается, но обманчиво, словно затаившийся в засаде зверь. Каел был в городе один. Как же он был уязвим сейчас без защиты своего отца, грозный огневик, а по сути - ребенок. Это вызывало беспокойство за его жизнь и здоровье и в то же время - возбуждало. Ангел был беззащитен в первую очередь перед самим Ларвой.
- Я? - Во взгляде джинна мелькает тень беспокойства, которую он не смог скрыть, но тут же исчезает. - Я вроде бы упоминал когда-то, что содержу клуб для богемы города и путешественников. Мы устраиваем посетителям возможности для общения, культурные вечера, выставки, различные тематические вечера.
Желая устроится удобнее Ларва делает шаг в сторону чуть ниже по кровле, увлекает своего ангела следом, помогая ему присесть на округлый черепичный конек крыши. Он совершенно не хочет отпускать Каела, поэтому держит его за руку, даже когда в этом уже нет нужды.
- У меня теперь есть брат. Ифрит... Выиграл его в карты у одного из заезжих гостей. Тот держал его рабом... Он молодой совсем, даже младше тебя. Молари...
Не зная, что рассказать дальше, джинн замолкает, любуясь звездным небом и панорамой городских крыш. О том, что, наверное, именно из-за молодого ифрита не двинулся за эти года, он благополучно не упоминает.